Из дорожного дневника

Ожидание длилось,
а проводы были недолги —
пожелали друзья:
«В добрый путь! Чтобы — все без помех!»
И четыре страны
предо мной расстелили дороги,
и четыре границы
шлагбаумы подняли вверх.
Тени голых берез
добровольно легли под колеса,
залоснилось шоссе
и штыком заострилось вдали.
Вечный смертник — комар
разбивался у самого носа,
превращая стекло лобовое
в картину Дали.
Сколько смелых мазков
на причудливом мертвом покрове,
сколько серых мозгов
и комарьих раздавленных плевр!
Вот взорвался один,
до отвала напившийся крови,
ярко-красным пятном
завершая дорожный шедевр.
И сумбурные мысли,
лениво стучавшие в темя,
всколыхнулись во мне —
ну попробуй-ка останови!
И в машину ко мне
постучало военное время —
я впустил это время,
замешенное на крови.
И сейчас же в кабину
глаза из бинтов заглянули
и спросили: «Куда ты?
На Запад? Вертайся назад!..»
Я ответить не смог,—
по обшивке царапнули пули,
я услышал: «Ложись!
Берегись! Проскочили! Бомбят!»
Этот первый налет
оказался не так чтобы очень:
схоронили кого-то,
прикрыв его кипой газет,
вышли чьи-то фигуры —
назад, на шоссе — из обочин,
как лет тридцать спустя,
на машину мою поглазеть.
И исчезло шоссе —
мой единственно верный фарватер.
Только — елей стволы
без обрубленных минами крон.
Бестелесный поток
обтекал не спеша радиатор.
Я за сутки пути
не продвинулся ни на микрон.
Я уснул за рулем.
Я давно разомлел до зевоты.
Ущипнуть себя за ухо
или глаза протереть?!
В кресле рядом с собой
я увидел сержанта пехоты.
«Ишь, трофейная пакость,— сказал он,—
удобно сидеть...»
Мы поели с сержантом
домашних котлет и редиски.
Он опять удивился:
откуда такое в войну?
«Я, браток,— говорит,—
восемь дней как позавтракал в Минске.
Ну, спасибо, езжай!
Будет время — опять загляну...»
Он ушел на восток
со своим поредевшим отрядом.
Снова мирное время
в кабину вошло сквозь броню.
Это время глядело
единственной женщиной рядом.
И она мне сказала:
«Устал! Отдохни — я сменю!»
Все в порядке. На месте.
Мы едем к границе. Нас двое.
Тридцать лет отделяет
от только что виденных встреч.
Вот забегали щетки,
отмыли стекло лобовое —
мы увидели знаки,
что призваны предостеречь.
Кроме редких ухабов,
ничто на войну не похоже.
Только лес — молодой,
да сквозь снова налипшую грязь
два огромных штыка
полоснули морозом по коже,
остриями — по-мирному —
кверху, а не накренясь.
Здесь, на трассе прямой,
мне,
не знавшему пуль,
показалось,
что и я где-то здесь
довоевывал невдалеке.
Потому для меня
и шоссе, словно штык, заострялось,
и лохмотия свастик
болтались на этом штыке.

В. Высоцкий