Сергей Васильев
РУССКИЙ ЯЗЫК

К сожалению, я не знаю,
где теперь собеседник мой...
Повернувшись лицом к Дунаю,
он мне задал вопрос прямой:
- Вы,
наверно,
у нас впервые?
Извините...
Наверно, вы
к нам приехали из России?
- Да, -
ответил я, -
из Москвы.
И он тут же (видать, калека),
трудно охнув, сел на скамью.
- О! Я русского человека
сразу издали узнаю! –
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
На душевной прямой основе
я,
словак,
лишний раз хочу
о великом российском слове
мненье высказать москвичу.
По болотам,
горам
и чащам,
сквозь удары бессчетных гроз
в гневном сердце кровоточащем
я российский язык пронес.
Стужа ль жгла, дожди ль моросили, -
забывая и боль и грусть,
как молитву, язык России
я заучивал наизусть.
В нем,
мне кажется,
от природы,
как в живительном корне, есть
свежесть совести, сок свободы,
благородство, размах и честь.
Беспримерный язык!
Недаром
Пушкин думал на нем и творил,
и недаром на нем, на яром,
Ленин
с вечностью говорил!-
Вновь улыбнулся мой собеседник,
пожал мне руку и, охнув, встал.
И ветер с Дуная, как друг-посредник,
приветно над берегом засвистал.
Я стоял, как завороженный,
не в состоянье найти сперва,
хотя бы косвенный, отраженный,
ответ на услышанные слова.
«Что это? -
думал я.
- Вихрь? Лавина?
Отблеск зарницы издалека?»
Нет,
это исповедь славянина
в адрес сродного языка.
Зов к постоянству, к единству тяга,
снегом осевшая на висках,
братству воинственная присяга,
кровью записанная в веках.
...Это было наглядно, въяве,
на прибрежной лесной горе,
в славном городе Братиславе,
прошлой осенью, в октябре.
1963 Братислава